Цикл интервью с сургутянкой Оксаной Салиховой, пережившей катастрофу в Чернобыле

«Мы все ждали, когда придет Олег. Олег Брюханов – сын директора атомной станции»: история глазами очевидца из Припяти
Цикл интервью с сургутянкой Оксаной Салиховой, пережившей катастрофу в Чернобыле
Очередная картина о крупнейшей техногенной катастрофе вышла накануне 35-летия со дня аварии на Чернобыльской АЭС. Корреспондент СИА-ПРЕСС по долгу службы уже посмотрела фильм известного российского актера Данилы Козловского, где он же выступает режиссером. Многие, назовем их так – кухонные знатоки кинематографа раскритиковали драму, даже не посмотрев ее. Не будем спойлерить и вдаваться в киношные подробности. Хочется сказать только одно: как бы кто не относился к творчеству молодого актера, каким бы ни было воплощение идеи,
смотреть отрывки истории того страшного дня, перевернувшего мир для многих людей, в любом случае очень волнительно.

Одной из тех, для кого та авария – не просто кадры из кинофильма, а воспоминание, которое каждый год в преддверии годовщины трагедии приходит и напоминает о себе во снах, является Оксана Салихова. 26 апреля 1986 года ей было 16 лет. Как и городу Припяти на тот момент. В память об этой трагедии СИА-ПРЕСС публикует цикл интервью. И вот первая часть – «День аварии».

– С чего все началось? Когда простые граждане поняли, что все очень серьезно?

Случилось все в ночь с пятницы на субботу. Утром мы проснулись. Солнечный день, было очень тепло. Я собралась в школу, пришла на остановку – автобусов нет. Люди говорят о какой-то аварии на станции. А у нас были автостанция и атомная станция, поэтому было непонятно, о чем речь. Пришлось идти пешком.
Меня удивило, что военные мыли пенной водой асфальт из бронетранспортеров. Думаю: «Ничего себе – готовятся к 1 мая».
– И школа в этот день работала? Даже занятия не отменили?

Когда я подошла к школе – никого вокруг не было, никто не бегает, как это обычно бывает. Двери закрыты. Я подошла – меня впустили. Сразу дают таблеточку. Что за таблеточка?

В классе все сидят. У нас, помню, первый урок – математика. Учитель как раз была директором школы, Чудинова Надежда Георгиевна. Мы все ждали, когда придет Олег. Олег Брюханов – наш одноклассник, сын директора атомной станции. Надеялись, что он нам расскажет, что там случилось на станции. Он наконец пришел, очень расстроенный, и говорит: «Папа сказал, что возможно будет эвакуация».

– Как отреагировали? Стало страшно?

Мы же дети, нам по 16 лет. Для нас это было интересно, мы радовались грядущему путешествию, представляли как это будет. В тот момент мы совсем не думали о том, что больше никогда не увидимся и не вернемся в родной город.
– Когда все-таки началась эвакуация, и как это было?

Эвакуировать нас начали 27 апреля – на следующий день после аварии. Действительно, это было как в американском сериале «Чернобыль» 2019 года. Этот звук сирены и голос мы запомнили навсегда. Кто-то говорил, что это всего лишь на три дня, что для нас уже подготовлен городок из палаток. «Брать теплые вещи, одеяла – через три дня вас назад привезут», нам говорили. Мы собрались с мамой и моей сестрой. Все было очень организовано. Автобусы собирали людей по районам. Все были налегке: никто не тащил с собой огромных чемоданов. Я в чем была, в том и уехала.

– В чем вы тогда были, помните?

В спортивной одежде, легкой кофточке. Мама взяла пару пледов.
Что самое было печальное: это был конец месяца – ждали зарплату. Люди были без денег.
Думали вернемся, зарплату получим, майские отметим, а в итоге мы оказались без всего…


«В первые годы после аварии я только и слышала: «Этот умер, этот умер»: история глазами очевидца из Припяти
Цикл интервью с сургутянкой Оксаной Салиховой, пережившей катастрофу в Чернобыле. Часть вторая: «Скитания по Украине»
Историю сургутянки Оксаны Салиховой СИА-ПРЕСС начал рассказывать в преддверии 35-летней годовщины со дня аварии на Чернобыльской АЭС. Она со своей семьей жила в городе Припяти, откуда ее эвакуировали после аварии на атомной станции 26 апреля 1986 года. Первую часть интервью, где Оксана рассказывает о перевернувшем ее жизнь дне, можно почитать здесь. Продолжаем рассказывать о скитаниях по Украине и судьбах ее близких людей.
– Куда в итоге вас тогда забросило?

1200 автобусов ехали единой колонной. Нас вывезли за 30-километрую зону от атомной станции и стали расселять по многочисленным селам Украины, которые попадались на пути. Когда мы заехали в село, нас ждали местные бабушки, дедушки возле сельского клуба. Разобрали всех приезжих. Нас накормили, спали кто где. А на утро мы проснулись: «А что делать дальше?». А никто не знает. Никаких новостей не было. Тогда мама приняла решение ехать к родственникам, потому что жить у чужих людей нельзя.

– К родственникам – это куда?

Нам тогда надо было доехать до Киева, а оттуда доехать до города Сумы, Кролевецкий район, потом – до села Литвиновичи. Там жила мама моего уже покойного отчима. Сам он тогда находился в командировке в Сургуте и ничего не знал о случившемся. Он работал на атомной станции, но где-то месяца за два до аварии его командировали на сургутскую ГРЭС. Он узнал обо всем по телевизору только после первомайских праздников, когда информацию обнародовали. Он очень переживал за нас. Связаться с ним мы не могли, но он сразу догадался, где нас искать.

– У вас не было ни денег, ни вещей. Как же вы добрались до бабушки?

У нас хватило денег доехать только до Киева. Там пришлось просить помощи у людей.
Я помню, мама плакала, просила прохожих помочь нам купить билеты на автобус. Мы не думали, что нас бросят на произвол судьбы: обещали организовать палаточный городок, где нас будут кормить, а потом вернут домой.

– Как дальше там складывалась жизнь? Продолжили учебу? Под конец учебного года такой срыв…

Меня определили там в украинскую школу, чтобы дослушать программу 9 класса. Трудновато пришлось, потому что в Припяти я училась в русской школе.

Летом детей отправили по пионерским лагерям, чтобы родители могли обустроиться. Путевки предоставили на работе – моя мама трудилась на радиозаводе «Юпитер». Меня отправили в один лагерь, сестру – в другой.
И только там я поняла, что с нами случилось что-то страшное: когда с меня сняли ту одежду, в которой я была в день эвакуации, и сожгли. Это был июль.

–Так уже несколько месяцев прошло…

Да.

– Как у ваших товарищей по несчастью сейчас со здоровьем?

Когда нам сказали, что будет эвакуация, уже было не до уроков. Мои одноклассники кто на мопедах, кто на велосипедах помчались к станции смотреть на пожар. Конечно же, хапнули радиации. Я не знаю, скольких уже нет в живых, но в первые годы после аварии я только и слышала: «Этот умер, этот умер...». Очень многих моих одноклассников уже не в живых.

Мои друзья из Славутича – семейная пара, у них двое детей. С ними я встретилась впервые через 23 года – в 2009 – в годовщину аварии проходила встреча выпускников. Они стали родителями одними из первых, хотя мы были еще очень молоды.
У моей подруги Лены 1 января 1987 года родилась дочка Юля.
Конечно, за беременностью все время наблюдали в Центре акушерства и гинекологии в Киеве. Думали, как повлияет на организм радиация. Но все обошлось хорошо. Хотя ее дом был ближе всех к атомной станции. А ее папа работал на АЭС, и в ту ночь у него как раз была смена. Лена с мамой вышли на балкон, смотрели, что же там горит и светится. А это радиация. Ее опасность в том, что она невидимая, неощутимая. Но мы тогда этого совсем не понимали. Мы все переживали за здоровье Лены. Наверно нас все-таки вовремя эвакуировали, и это облако радиации прошло мимо.
– А ваши родители?

Моя мама умерла, когда ей было 49 лет – в 2000 году. Я считаю, что радиация повлияла на это. Даже врачи это подтверждают.

– Славутич далеко от Чернобыля?

Между ними около 50-60 километров.Этот город был очень быстро построен сразу после аварии для населения, которое осталось работать на атомной станции. Им надо было где-то жить. Строили его все социалистические республики, сформировались даже отдельные национальные районы.
Каждое утро в пять часов оттуда отходит поезд, который доставляет сотрудников на станцию.
– Там сейчас работают люди? Это же зона отчуждения. Разве там можно находиться?

Сейчас они продолжают обслуживать Чернобыльскую атомную станцию. Муж моей одноклассницы уже ушел на пенсию, а она работает на втором энергоблоке станции. Этот поезд везет их прямо до АЭС. Там они переодеваются, моются, надевают спецодежду. После рабочей смены они точно также уходят домой: принимают душ, проходят дезинфекцию, переодеваются в свою одежду. Замеряется радиационный фон, после чего они едут домой, в Славутич.


«Мы несколько лет ждали и верили, что вот-вот отмоют город, вот-вот вернемся»: история глазами очевидца из Припяти
Цикл интервью с сургутянкой Оксаной Салиховой, пережившей катастрофу в Чернобыле. Часть третья: «Мирная жизнь в Сургуте»
Черная метка в календаре. Вот уже 35 лет 26 апреля отмечается День памяти погибших в радиационных авариях и катастрофах в память о событиях 26 апреля 1986 года на Чернобыльской АЭС. Сургутянка Оксана Салихова одна из тех, кто пережил эту трагедию. Каждый год в преддверии дня аварии ей снится один и тот же сон, где роковое событие повторяется вновь и вновь. Сирены. Автобусы. Машины, моющие асфальт. В день памяти радиационной катастрофы СИА-ПРЕСС публикует третью часть интервью с эвакуированной из Припяти Оксаной: «Мирная жизнь в Сургуте».
– Ваш отчим работал в Сургуте во время аварии на АЭС. Наверно поэтому решили сюда перебраться?

Да, он настоял на переезде в Сургут. Приехали сюда уже в августе. Пока мы были в пионерских лагерях с сестрой – мама с отчимом здесь искали нам жилье. Их сначала разместили в общежитии. Правительство Советского Союза тогда выделяло средства, организовывало поездки в Припять для того, чтобы люди забрали свои ценные вещи, документы. В августе мои родители тоже ездили домой. Забирали кто что: одежду, магнитофоны, посуду, ковры. Был хаос.
Мама рассказывала: в автобусе плакали все, потому что понимали, что больше сюда не вернутся
. Она привезла оттуда только фотографии и кое-что из одежды. На выезде из города стояли дозиметристы и проверяли все на радиацию. Если прибор фонил, вещи рубили топорами, чтобы никому не досталось, и выкидывали в специальный контейнер.

– А вы в Припяти так больше и не бывали?

Нет. Тогда все ждали какого-то решения от правительства.
Ждали, что вот-вот отмоют Припять, вот-вот вернемся. И такими ожиданиями мы жили несколько лет.
Там все поэтапно было. Сначала город мыли каждый день. Мой двоюродный брат в это время там работал дозиметристом. И только в 1988 году, кажется, правительство решило провести чистку города, вычистить квартиры, чтобы не было соблазна для мародеров, хотя уже тогда многое успели растащить. А ведь это все вывозили и продавали.
Кстати, у моей дочери есть знакомая, которая ездит в Припять. Там проводят экскурсии, снимают локации. Дочь предложила передать ей адрес моего дома, чтобы они могли поснимать квартиру, показать, как она сейчас выглядит. Очень много молодежи едет туда ради забавы, эпичных фотографий. Но на это страшно смотреть. Они не чувствуют опасности, не осознает той беды, которая может случиться с их здоровьем. Снимают завод «Юпитер», медсанчасть, где брошена одежда пожарных – там везде радиация. Снимают, как там шкалит фон – это ужас.

Вам как-то помогли устроиться в Сургуте?

Когда родители приехали сюда, правительство вынесло решение предоставлять эвакуированным из Припяти в любом городе Советского Союза квартиры, равноценные тем, которые им пришлось оставить. Это был бесконечный сбор документов, справок, но наконец, нам выделили жилье.

Сургуте припятских было около 300 семей. Для нас выделили целый дом – Комсомольский проспект, 21.

А вообще его строили для заселения местных – тогда же всем квартиры бесплатно давали.

Государство тогда выделило нам деньги: на главу семьи 4000 рублей, 3000 рублей – для мамы, и на детей по 1500. Благодаря этой помощи мы смогли купить себе хоть какую-то мебель, одежду, посуду.

– С какой периодичностью эти деньги выделяли?

Это было разово.

– Насколько я знаю, в Сургуте есть сообщество чернобыльцев. Здесь живут и ликвидаторы. Как-то поддерживаете связь с товарищами по несчастью?

Очень активным было это общество. Оно называется «Союз – Чернобыль». Его организовали ликвидаторы, эвакуированные из зоны отчуждения. Каждый год раньше устраивали дни памяти трагедии. Собирались, делились своими проблемами, новостями. Это общество помогало восстанавливать документы, справки. Оно очень долго существовало, но сейчас я о нем ничего не слышу.

– Какие-то льготы есть сегодня у чернобыльцев?

В 90 годы, когда приняли много законов относительно социальной поддержки – эвакуированным, ликвидаторам, инвалидам, – помощь была существенная. Нам давали путевки в оздоровительные санатории, лагеря. Это действовало до 2005 года, если не ошибаюсь. А потом все льготы монетизировали. Сейчас мы получаем денежную компенсацию.

Кстати, в этом году порадовало, что губернатор Югры выделила чернобыльцам материальную помощь в год 35-летия со дня аварии. По пять и десять тысяч рублей в зависимости от категории. Это первый раз, когда средства выделило именно окружное правительство.

Сейчас все реже вспоминают Припять.
Раньше в канун годовщины трагедии по новостям всегда показывали кадры того города, в котором мы жили. Сейчас фотографии реального города находишь только в соцсетях, в группах.

– Смотрели американский сериал HBO «Чернобыль»? Как считаете, правдоподобно изложили историю?

Да, в нем очень много правды. Что меня впечатлило в этом фильме – это героизм пожарных.
Мы себе мирно спали, ехали в автобусе, детям весело, интересно, что же будет дальше. А там люди боролись за жизнь всей планеты.

Американцы меня поразили тем, что это другая страна, другой менталитет. А они так сняли сериал про жизнь Украины, про ту трагедию. Что касается фактов: немножко приврали в сценах, когда герои стояли на мосту, смотрели на эту пыль. Это было, но не так – мои одноклассники садились на мопеды, велосипеды, со школы ехали к станции смотреть зарево.
И еще, что для меня было печально: мне хотелось увидеть в этом сериале родную Припять, улицы. Может быть это можно было воссоздать в 3D, чтобы мы действительно увидели свой дом, свою улицу, свою школу. А они просто взяли эпизоды документальных съемок. Все остальное – это не Припять.

– И несмотря на то, что вы были там, практически рядом с местом действия, узнаете эти подробности спустя столько времени из фильмов?..

Да. Из фильма я узнала об этих ученых, которые брали на себя такую серьезную ответственность за принятие решений, действий. Хотя ведь никто не знал, как действовать. Инструкции для этого не было.
И ведь папу Олега, Виктора Брюханова тогда посадили. Может быть я ошибаюсь, но мне казалось, что его вины нет. Виноваты инженеры, технические специалисты, которые допустили взрыв.