Насильники, сатанисты и подростки с автоматами

Насильники, сатанисты и подростки с автоматами
Тайная жизнь заброшенного сургутского «морга»
— Может, тут пролезем? — предлагает Леша, приподнимаясь на цыпочках и пытаясь заглянуть за покореженный забор. Мне рост не позволяет, поэтому я бессильно топчусь у ограждения. Алексей перекидывает за спину фотокамеру и осторожно отодвигает плохо закрепленный стальной лист. В образовавшуюся щель можно с легкостью протиснуться, даже не порвав куртку. — Ну что?
Оглядываюсь по сторонам. Каролинского. До конца рабочего дня еще далеко, машин и пешеходов на улице мало, но все-таки они есть. А лезть на территорию заброшенного здания у них на глазах как-то неохота.
— Давай еще пройдемся? — предлагаю.
Шагаем метров пятьдесят по тротуару. Забор заканчивается. Дальше — неприметный спуск мимо деревьев и узенькая тропинка. Неподалеку виднеется еще один забор из сетки рабицы. Здесь пешеходов нет, тишина, мы готовы ловко перемахнуть через преграду, но тут замечаем на территории здания людей. Если быть точнее — детей.
Леша свистит им вслед.
— Парни! Где тут вход?
— Там вон табличка есть! — Меланхолично отвечают дети таким тоном, будто им приходится объяснять нам что-то до ужаса очевидное.
Табличка и правда есть, и на ней выскоблено: «Молодые люди. Вход» и стрелочка вправо.
Идем по «указателям» и находим дырку в сетке, которая наконец-то позволяет нам попасть на территорию.
Кто-то называет это здание больницей. Кто-то удивленно уточняет, не гаражи ли это. В пабликах ВКонтакте, где тусуются юные сталкеры и прочая молодежь, интересующаяся «заброшками», здание называют просто — Морг.
Строение большое, размером со среднестатистическую школу, только четырехэтажную. Те окна, что не закрыты шифером, разбиты, не видно ни одного целого стекла. Дверей тоже нет. Вокруг все поросло травой, в которой хорошо различимы протоптанные дорожки.
Нагоняем ребят, которые расположились недалеко от здания. Хочу завести с ними разговор:
— А чего это вы тут… воу!
На бетонной плите лежит распахнутый чехол с автоматом Калашникова.
Выйдя из секундного ступора, спрашиваю:
— Вас как зовут-то?
— Я Вова, а она Даша (имена детей изменены).
— А лет вам сколько?
— Мне тринадцать, а ей… Тебе сколько? — Вова смотрит на подругу. Она кивает. Ей тоже тринадцать.
— Ваши родители знают, что вы здесь? Они нормально к этому относятся?
— Мои — да. А ее — не знаю, — отвечает Вова. Он очень общительный парнишка, в отличие от Даши, которая предпочитает отмалчиваться, стоя рядом с засунутыми в карманы руками.
Вова объясняет, что здесь они с командой из десяти (плюс-минус) человек периодически по вечерам играют в страйкбол. Организацией игр занимаются сами. «Главный» у них некий Руслан. Он самый старший в команде, ему 20. Возраст остальных участников в среднем 16-17 лет. Вова и Даша самые младшие.
Спрашиваем ребят, как можно зайти внутрь здания. Они указывают руками на ближайший вход и говорят, что по периметру есть еще несколько.
Заходим внутрь. Типичное заброшенное здание: отсыревшие стены, заваленный кирпичами и прочим строительным мусором пол. У оконных проемов разбросаны стекла.
Здание большое, внутри много коридоров и помещений без окон. Стоит отойти на пять шагов от источника света, и попадаешь в кромешную тьму, которую обычный телефонный фонарик не пробивает.
В одном из помещений, изрисованном неумелыми граффити, натыкаемся на дырку в полу. Обнаруживаем еще несколько таких же во время обследования коридоров.
Под ноги теперь смотрим еще внимательнее.
— Здесь днем-то черт ногу сломит, а как они здесь по вечерам бегают, я вообще не понимаю, — комментирует Леша и просит подержать фонарики, чтобы он мог сфотографировать перевернутую пентаграмму на стене. Таковых здесь в изобилии в каждом втором помещении.
Кое-где виднеются перемешанные с грязью и каким-то мусором элементы одежды, одеяла, бутылки, продуктовые упаковки. Ясно, что периодически здесь ночуют или когда-то ночевали бездомные.
Мы внезапно обнаруживаем главный вход в здание, который обращен к улице и стоящей через дорогу многоэтажке. Видим Вову и Дашу, которые направляются к сторожевой будке, говорят там с кем-то, а потом возвращаются обратно.
— Сторож нормально относится к тому, что вы здесь находитесь?
— Да я договорился обо всем, — улыбается Вова, явно собой довольный, — объяснил, что мы тут просто играем. Потому что нет у нас нормальных полигонов. Да и там платить надо, а тут мы сами собираемся. Один охранник, я помню, брал деньги, но с меня не брал. Он сейчас уехал, тут другой теперь.
— Странных личностей вы тут не встречали?
— Вчера… — начинает Даша.
— Нет! — перебивает ее Вова.
— Ну, мы слышали звуки и ушли отсюда. Еще тут есть комната сектантов. Их самих мы не видели. Говорят, что тут лет шесть назад какой-то мужик изнасиловал маленькую девочку, а потом она с крыши спрыгнула и разбилась…
— Есть выход на крышу? Покажете?
— Да, пойдемте.
Ребята с видом знатоков ведут нас обратно в здание. С легкостью ориентируясь в коридорах, находят лестничный марш.У лестниц нет перил, вокруг темень. Вова даже не думает о том, чтобы включить фонарик, просто уверенно поднимается по ступенькам с автоматом наперевес. Чувствуется дезориентация в пространстве. Леша светит нам вспышкой от фотоаппарата.
Выходим на крышу. Ее состояние плачевное. В лучших традициях нижних этажей в полу зияет неприкрытый люк. Повсюду кирпичи, разбитые плиты, ошметки утеплителя для стен.
— Здесь вы тоже играете?
— На крыше не играем, максимум на той, что пониже. Которая над переходом из корпуса в корпус. Потому что на этой опасно. Мы договорились не подниматься сюда.
Так что ребят нельзя обвинить в полном недостатке здравомыслия. Они заботятся о собственной безопасности. В подтверждение этого Вова демонстрирует нам небольшую аптечку, закрепленную у него на поясе. У парня все схвачено.
— Бывало, что травмировались во время своих игр?
— Ну, сегодня я буду играть за Психа, и мы, как люди, которые должны поймать хорошую сторону, ходим без фонариков. Как в реальности. Так что можем упасть. Но нам говорят сильно не бегать, под ноги смотреть. Мы здесь часто бывали, знаем, где можно спотыкнуться. Так-то здесь, по сути, безопасно. Ну, было один раз, что мальчик спрыгнул на деревяшку и проткнул себе ногу. Мы ему все перевязали. Ничего такого, просто дырка. В больницу съездили.
— Расскажи о своем оружии?
— Это АК-74. Корпус настоящий. По сути, это как детская игрушка, только стреляет более мощно, очередью. По силе бутылку стеклянную разбивает. Мы играем в защите, если попадает, то синяки небольшие остаются. У нас общее правило — играть в очках, чтобы глаза не выбить. Еще можно маску носить, чтобы зубы не разбить, но я без маски играю, мне так по кайфу. Но мала вероятность, что попадут в лицо. Мы обычно целимся в живот, чтобы наверняка попасть. В лицо только снайперы попасть могут, у них более мощный вылет шара, могут и очки пробить.
Ребята помогают нам спуститься на первый этаж и уходят по своим делам. У них тренировка перед вечерней игрой. Болтать некогда.
Мы делаем еще несколько фотографий «морга» и направляемся к дырке в заборе. Пробравшись через нее, оборачиваемся.
Видим, как Вова карабкается по стене с первого этажа на второй. На груди у него автомат, за спиной рюкзак. Мы молча наблюдаем за этим. Понимаем, что шугать его нет смысла — как только уйдем, он продолжит делать ровно то же самое.
Да и о чем беспокоиться, правда?
Если Вова, Даша или кто-то еще из несовершеннолетних детей покалечится здесь, другие несовершеннолетние дети просто отвезут пострадавшего в больницу. Это ж ничего страшного. Так-то здесь, по сути, безопасно.