Тысячи меня после меня

Тысячи меня после меня
Зачем Сургутский колледж русской культуры собирает фольклор
Сургутские фольклористы ждут не дождутся окончания пандемии, чтобы отправиться в рабочие экспедиции по деревням. В этих поездках они становятся богаче. Исполнители собирают настоящее богатство – русский народный фольклор. Записывают на цифровые устройства, как поют старики. Эти песни очень важны для русской культуры. Они передают широту русской души. В Сургуте этим занимаются в основном в Колледже имени Знаменского. Преподаватель отделения сольного народного хорового пения Марина Абинова рассказала, почему от русских народных песен бегут мурашки по коже.

Между нот

– Это глубинные песни. Они идут от души. Человек их не поет – он их проживает. И каждая песня – это история жизни человека, который пел ее столетия назад. Это наши предки. На генетическом уровне каждый из нас, даже далекий от фольклора и незнакомый с аутентичным народным пением, в глубине души отзывается на него. Когда он слышит исконно русское пение, что–то происходит внутри: мурашки по коже, мысли в голове. Никто не остается равнодушным.

Это уже не просто ноты?

– Когда поем эти песни, мы проживаем их. Мы все вместе испытываем некую энергетику, которая нас между собой связывает звуками. Это не просто голые ноты. Деревенский человек совершенно не знал нотной грамоты, был музыкально необразованным, и как он умудрялся петь пяти– шестиголосные песни? Это что–то от бога, от природы, что–то немыслимое…

А как же петь без нот?

– Те люди по–другому мыслили. И если начинаешь мыслить как человек традиционной культуры, то понимаешь эту музыку глубже. При изучении какой–то песни и ее расшифровке стараюсь отключать свои музыкальные способности и прочувствовать песню своим нутром. Только тогда понимаю, куда ведет голос – вверх, вниз, где какой скачок и на какой интервал. Кстати, нашему традиционному фольклорному пению человека без музыкального образования научить легко.

Музыкальное образование не мешает петь фольклор?

– Если человек теоретик или академист, у них все по правилам. Длинная нота обозначается, тональность тоже. У нас такого нет, потому что мы поем, как чувствуем. Песня не должна входить в метр – это секрет традиционного пения. Нами нельзя продирижировать. А если начинаешь дирижировать, значит песня исполнена неправильно. Нет размера. Песню так нужно умудриться спеть, чтобы она прозвучала – и человек не мог сориентироваться, какими длительностями и в каком размере мы ее исполнили. Да, как музыканты мы пишем расшифровки. Но есть хитрость. Можем написать «столько–то четвертей в минуту длится песня».



Всей грудью

Все фольклорные песни в России одинаковые?

– Есть традиции южной русской песни, северной русской, сибирской. И все очень отличаются по диалекту и музыкальному складу. На песню влиял образ жизни людей, природа и климат. На Севере более суровый климат – у них и песни пелись более тонкими голосами, не было многоголосия. Сибирь огромная. И запевы здесь широкие, с «подъездами», костюмы богатые, блестящие, красочные. И песни такие же красочные. На мой взгляд, самая красивая традиция – южно–русская. Там переплетаются пять-шесть голосов, они строят между собой невероятные интервалы.

Есть эдакая свобода в фольклоре...

– Точно. В народном пении, например, нет даже тональности. Сегодня я запела, настроившись от ноты ми, а завтра – от ми–диез или ми–бемоль. Это не будет ошибкой, просто песня по–другому зазвучит. В традиционной культуре очень много вариантов исполнения. Мы могли приезжать в экспедиции к одной и той же бабушке, и каждый день она могла исполнять по-разному одну и ту же песню. Наши предки были уникальны.

На них как–то влияло пение?

– Из–за того, что они пели, они были другими. У них была широкая душа. Они помогали друг другу. Песня сопровождала деревенского человека на протяжении всей его жизни: от рождения, когда мама пела колыбельные песни, стишки и потешки, – и до самой смерти. Похоронные и поминальные обряды тоже сопровождались духовными стихами. Эти люди пели весь календарный год и жизненный круг, с утра до вечера.



Бесценный клад

Как фольклор сохранился до наших дней?

– В традиционной культуре не было письменности. Все передавалось поколениям из уст в уста. Дети всегда были рядом и напитывали себя этим, взрослели и тоже пели. Бывало, что дед прям брал гармонь и учил внука какой–то мелодии или песне. Нам повезло пообщаться с этими исполнителями. Но, к сожалению, время идет, и люди умирают. Мы записывали в деревне Сабукино Тюменской области целый песенный пласт. А в этом году поехали наши коллеги из Тюмени – оказалось, в живых остались только две наших бабушки. И они уже не поют. Хотя двадцать лет назад у них были такие голосища! Традиционный исполнитель уходит,  а с ним – культура.

Нет ли опасности навсегда потерять это богатство?

– В России кладезь экспедиционных фондов. Существует всероссийское фольклорное движение, там сохранено много песен и репортажей. Пока мы поем и передаем это нашим студентам, мы живы как нация. Как только все это будет утрачено, называться русскими мы уже не будем иметь права. Будем молиться, чтобы, как говорит Баста: наши голоса зазвучали в тысячах меня после меня. У нас тоже есть свой экспедиционный фонд, который нарабатывался годами. Мы записывали бабушек 1924 – 40-х годов рождения…

Можно все–таки редактировать фольклорное творчество?

– Часто делают разные аранжировки, чтобы познакомить современного человека с фольклором. Самая известная группа – «Иван Купала». Вот здесь свобода творчества. Мы ведь тоже под рояль, гитару, ударные и флейту можем красиво спеть старинную песню. И получится хорошо – все удивятся.

Тогда к чему вся эта строгость – соблюдать традиции в исполнении?

– Назвался груздем – полезай в кузов. Если называешься фольклорным ансамблем, то даже перед исполнением озвучиваешь, что прозвучит песня из конкретной области и записанная от конкретного местного жителя. И будь добр, исполни ее так, как она пелась. Вот труппа Надежды Бабкиной позиционирует себя как фольклорный коллектив. На самом деле, это коллектив самодеятельный. Он не поет аутентичный фольклор. Он авторский. А народная песня автора не имеет, мы не знаем, кто ее когда–то придумал. Жизни не хватит, чтобы перепеть все эти песни.