Улица Расстанная в Петербурге упирается в Волковское кладбище. Потому еще с 19 века так и называется, от глагола «расставаться». По ней на Волковское провожали покойников. Наблюдать траурные подводы маленькой Тамаре было привычно - жила она по адресу: Расстанная, 24.
Но детству это не мешало. Тома Селиверстова, ее сестры и брат, как все ленинградские дети, гоняли голубей по зелёной и уютной Расстанной, катались на «колбасе» (на рычаге сцепки трамвая), играли в казаки-разбойники…
Как узнала о войне, не помнит. Угодливая детская память вообще перечеркнула многие ужасы блокады… 41-й еще держались. Спасали запасы ягод и овощей, которые перед войной сделала мама. А радио в тот год успокаивало ленинградцев: с провизией проблем не будет. Но к городу подбирался голод 42-го.
«Господи, ты посмотри, самим есть нечего, а она еще и ребенка сюда несет!» - в один из первых военных дней мама издалека увидела старшую Лиду с младенцем и пришла в отчаяние. Оказалось, не младенец, а кукла. Да какая! Как музы соцреализма: рослая, синеглазая, с косами в локоть. Тома сразу к ней всей душой приросла. Послал же напоследок Ленинград такую роскошь!
Шёл не первый месяц войны, когда папа пришел домой и сказал: мамы больше нет. Мамы, такой умной, такой осторожной. Она наставляла: если тебя о ком-то спрашивают, Томочка, никому ни о ком ничего не говори! Маховок ленинградских репрессий в начале 1940-х набирал обороты…
Следующий – старший брат. Тома как-то зашла к нему в комнату. Видит – лежит за печкой. «Шурик! Шурик!». Прозрачным взглядом старший брат буровил потолок. «Видать, умер, а мне не сказали. Потом смотрю, начали крысы выходить. К кому они - к нему или ко мне? Я остолбенела, к печке прижалась. Слышу, дверь открывается! Папа! Говорю, вы зачем мне не сказали!»…
Потом сестра Татьяна. «Пришла как-то с окопов (молодёжь возводила баррикады – ред.), тоже дохленькая, есть-то нечего было. И умерла».
Чуть позже умер отец - в больнице, также обессиленный…
Где могилы всех близких – неизвестно.
***
Был момент, когда Тома осталась совсем одна. Лида, старшая сестра, попала в больницу – шесть осколков фугаса в ноге. Маленькая Тома по карточкам покойного отца получала продукты и шла к Лиде, кормила ее.
Это в то время, о котором у академика Лихачева читаем: «Мы боялись выводить детей на улицу даже днём. Были такие мерзавцы, которые убивали людей, чтобы продать их мясо». Томе довелось видеть, как одна женщина обрезала мягкие части у трупов, что лежали повсюду. «Я ей говорю: тётенька, да разве можно? Она оглянулась: иди давай, а то и тебе туго будет! Я как полетела домой!». Навидалась девчонка стрельбы, бомбёжек. Видела, как снарядами разрывало людей, детей, когда по Расстанной-Волковской они ползли родных хоронить. Вместе с гробами разрывало.
Безнадзорную девчонку забрали в приёмник-распределитель. Несколько эвакуаций пересидела хитроумная Тома – пряталась. Не хотела уезжать без сестры. И Лида выздоровела! Теперь, чтобы выжить, нужно было выбираться из блокады.
Эвакуировали сестёр с детдомом 8 августа 1942 года. Пункт назначения - Омская область, Тобольский округ, деревня Верхнефилатово.
Север не был гостеприимным. Деревня дремучая, медведи в окна заглядывали. Директор детдома – непутёвый, вороватый. Про него да столовских работников, что голодом держали детей, мальчишки распевали на мотив «Легко на сердце от песни веселой»: «И любит кушать директор детдома, и любят кушать обжоры-повора». Еды детям не хватало. Одежды не было. Одно северное лето Тома проходила босиком.
Но вот блокаду сняли, и старшие дети стали возвращаться в Ленинград. Вывозили с Севера ремесленное училище, в котором к тому времени училась сестра Лида. А кроха Тома на ремесленницу никак не тянула – и начальник поезда наотрез отказывался ее брать. Завуч училища хитростью не дала разлучиться сестрам. По радио объявили о присуждении звания Героя Советского Союза однофамильцу девчонок – Василию Селивёрстову. Наставница и заявила начальнику поезда: «Брат - значит, герой Союза. А младшую сестру героя вы на Севере бросаете?!».
***
…За свое детство Тома сменила несколько детдомов, приёмников-распределителей. На ночь дети пели жалостливые песни о родителях, ныло в маленьких сердечках. Плакали. И засыпали.
Несладкая доля детдомовца и в зрелом возрасте. Спасение – найти родную душу. С этим, к счастью, сложилось. В Эстонии, куда переехала ее сестра, Тома познакомилась со своим будущим мужем Виталием. Он оказался тоже детдомовским, и тоже блокадник.
Тамара и Виталий Калистратовы жили мирно, много ездили по Союзу, благо, глава семьи – строитель. Сама Тамара трудиться никогда не боялась, в последние годы работала комендантом общежития. Родили Калистратовы четверых детей: Виктора, Галину, Александра, Михаила. Старшие обосновались в Ханты-Мансийске. Сюда, к детям, в 1997-м перебралась и Тамара Николаевна. Югра стала для нее второй родиной. И всё же… в душе дитя блокады продолжает ощущать себя ленинградкой.
Блестят глаза у этой женщины. И решительность, и твердость – в каждом слове. Посмеяться может – хоть над другим, хоть над собой. Вспоминать блокаду в своем кругу? «Не хочется ничего вспоминать уже. Слава богу, что выбралась на белый свет». Пойти в школу, рассказать подросткам о блокаде? Идет, рассказывает. Сожалеет, что с возрастом многое забыла.
В историю Югры Тамара Николаевна войдет как женщина, которая установила памятную плиту «Жителям блокадного Ленинграда» в центре окружной столицы. Девчонка, которая бегала по лужам Расстанной, в 85 лет открывает памятник своим землякам за 2000 км от родного города. «Я по всем ходила. У меня целый талмуд этих бумаг. Ещё и внук помог – дали землю. Четыре человека, кроме меня, пожертвовали на памятник. И мы сами его поставили. Кто-то спрашивает, а почему здесь, в Ханты-Мансийске? А вы знаете, сколько даже у местных родни в том Ленинграде осталось? Из известных – у Хохрякова, у Филипенко. А сколько простых людей!» А главное, не забудьте эту тысячу детей-сирот, которых спасла от голодной смерти Югра в 40-е.
…Заходишь в квартиру Тамары Николаевны – со всех сторон на тебя устремляются десятки глаз толстокосых и пухлогубых, луноликих и светловолосых, очень красивых кукол. С 1942-го, с года эвакуации, когда любимица куда-то исчезла, давно повзрослевшая Тома ищет её черты в разных игрушках. Наивное, или, по выражению Платонова, «нечаянное в душе», длится в её душе. Это преданность той красоте, увиденной глазами девочки среди смерти и разрухи. «Ну, ничего, всё пережили, всё зажило. Надо жить дальше».
ВРЕЗКА 1: По данным кафедры истории России Нижневартовского госуниверситета, в годы войны в Ханты-Мансийский национальный округ было эвакуировано 10 ленинградских детских домов. Это порядка 1000 детей. В целом, Омская область, в состав которой входил наш округ, приняла более 16 000 детей из блокадного Ленинграда.
ВРЕЗКА 2: Тамара Николаевна Калистратова (в девичестве Селивёрстова) родилась в Ленинграде в 1934 году. В апреле 1941-го отмечала свой день рождения всей семьей: мама и папа, сестры Лида и Таня, брат Саша. А уже через год 8-летнюю детдомовку Тому отравляли в эвакуацию на Север. Из близких блокаду пережила только сестра Лида… Все родные Тамары умерли голодной смертью.